Родословные корни Валерия Харитонова — в античности, в русской православной мистике.

Они в платоновских идеях бессмертия души, в эпичной утяжелённости форм, в тяготении к канонической простоте и ордерной завершенности.

Мистический экспрессионизм сегодняшнего Валерия Харитонова — это вариации состояния взорванного времени, в котором художник ищет нити порушенной связи человека с Творцом, это и неизбежность апокалипсических мотивов, но без традиционно-трагического их крещендо.

Приближающаяся линия стыка тысячелетий все жестче пронизывает эсхатологическим сознанием не только художника, однако его интуиция, как и его опыт, имеют преимущественную ценность для культуры. У Харитонова движение предметов Среды к некоему цветоносному концу есть скорее внутреннее состояние, многократно проживаемое, своего рода особый вид преображения, миг колеса вечного возвращения, где за хаосом только что распавшейся формы следует новый акт творения.
Так в границах одной пластической идеи агрессивное красное сжигает синее и желтое, чтобы разлиться по холсту зеленым...
Зелёным началом.

Мистерия дыхания жизни — между полюсами спектра, в динамике взрыва или симфонии потока, но не в бронзово-отлитом мгновении покоя.

Среда формообразующая и Среда форморазрушающая существуют во взаимном напряжении; миг их гармоничного единства — "День творения" в вариациях художника — от мирной согласованности холодных полутонов до дионисийского буйства, до сине-жёлтых игрищ страсти и выше — к ностальгически — вдохновенному песнопению (в Рае).

Задачей художника не является выдумка новой буквы в алфавите художественных приемов, он весь в себе и, как мне кажется, методично протачивает свое русло, позволяющее в полную силу реализоваться его глубинной мощи. От Валерия Харитонова декоративно-театрального к нему же мистически-эпическому — это и путь и дистанция конфликтного состояния его работ, в которых каждый сантиметр холста являет сам по себе уже целую картину.

Цветовая палитра художника — это тропинка между бытием и вечностью, начавшаяся на земле, родившей его, отчего за всей экспрессией работ Харитонова — веснущатая тишина березовых рощ, та тишина и песенная задумчивость, что всегда отличала русское искусство. Принадлежа к романтическому крылу московской школы живописи, Харитонов идет своим, одиноким путем.

Владимир Немухин