ВАЛЕРИЙ ХАРИТОНОВ
Живопись / Графика / Биография / Каталог / Статьи
Владимир Джемесюк
Валерий Харитонов
Кирилл Протопопов
Андрей Будаев
Алексей Ланцев
Михаил Дронов
Виктор Корнеев
Далгат Далгатов
Константин Инал-Ипа
Вадим Кириллов
Мария Суворова
Саша Суворова
Валерия Козина
Виктор Казарин
Евгений Линдин
Français English Русский
chez les nobles 17500 Vanzac France
galagalerie@bk.ru
+33(0)546709667 France
Получить приглашение
+7(495)5182918 Russia
gala galerie
Выставки
© gala galerie 2002-2009 | Made in DT studio www.designtoday.ru
< 4 из 4
Как только Христианская церковь из закрытого, тайного сообщества превратилась в официальную, влиятельную организацию, святая святых храма, — алтарь, — немедленно скрылся от глаз непосвящённых за иконостасом. И сколько бы о. Павел Флоренский не убеждал нас, что алтарная преграда это не завеса, а окно в духовный мир, его аллегорию можно развить и по-другому: в духовный мир входят не через окно, а через дверь; непосредственные ученики Христа вряд ли нуждались в изображениях. Смысл иконостаса иной: принимая его необходимость, мы принимаем установленный Отцами порядок наследования Истины, воцерковляемся, приближаясь к алтарным вратам — чаемому Богосыновству. Войти в Бесконечное можно только таким путём. Здесь — глубинная причина, по которой строгая графья иконостаса часто образует фон на полотнах Валерия Харитонова, дышащих безудержной, неотмирной свободой.

В «Литургии» (1993) иконостас — переливающаяся матрица, знакомая любому, включённому в церковную жизнь. Она мгновенно проявляется на сенсорно-эмоциональном уровне. Окидывая пять величественных ярусов и слитое с ним паникадило, в первую очередь воспринимаешь «ассист» иконостаса, его золотое сияние. Вид: снизу наверх. Царские врата закрыты, свечи возжены: это апофеоз Надежды, где увенчаны её хрупкие предчувствия, выраженные картиной «Против неба и пред Тобою» (1999).

Там сквозь мрежу алтарной преграды пробиваются лишь отдельные лучи света. Основное действие (если можно так выразиться) развёрнуто вдалеке от неё. Затенённые лица кающихся, пронизанные лучистыми столбцами и ореолами от лампадок и свещниц, потихоньку оживают в подступающих зеленоватых наплывах. Это великопостный мир Блудного сына, на коленях перед любящим Отцом. Иконостас почти не заметен, он пока действительно преграда, но уже растроганная слезами исповеди. Свечи символизируют «теплое покаяние».

Окном и тропою иконостас становится в «Людях Твоих» (1998-99). Различные типы верующих, образуя восходящую гамму религиозного чувства, устремлены к Господу, озарённому страстнЫм светом…<…>

Иконостас — жизнеродная структура. Он строит здание церкви, подобно тому как хромосомный набор кодирует клетку. На полотне «Древнее прошло, теперь всё новое» (1998-99) совмещены условно-исторические эпохи храмоздательства. Их единство достигается за счёт почти прямого прорастания куполов из капителей. Заслуга художника в том, что подобная трактовка выглядит органично, без тени надуманности. Это морфогенез христианского мира, созидание Тела Церкви.

Валерий Харитонов получил признание благодаря своим театральным работам. С середины 1970-х годов он приступает к написанию живописного цикла по мотивам «Божественной Комедии» Данте, а центр тяжести его творчества неуклонно смещается в сторону православной образности. Будучи членом Союза художников и не желая противопоставлять себя официальному искусству, примыкать к нонконформистам, он не спешил выставлять новые произведения.

Так, дантовский цикл впервые был показан лишь в 1987 г. Через метафизическое осмысление «тенеброзо» старых мастеров, высвечивание инфернального маскарада современности («Ничтожные», «Тираны», «Предатели» и др.), Харитонов как бы достигает исходной точки грехопадения, возвращаясь назад по спирали времени.

В 1998 г. художник пишет несомненный шедевр «И узнали они, что наги», где пытается воссоздать психическую целостность прародителей человечества, их неразделённое бытие. Инстинктивно-чувственный, эмоционально-интеллектуальный миры не противостоят ещё струящимся свыше благодатным энергиям. Адам по Харитонову — синеокий титан, чья левая рука, распластавшись потраве перстами, покоится между разведёнными бёдрами Евы…<…>Харитонов, однако, нигде не показывает момент нарушения Первого Завета, переходя сразу к звездопаду «Изгнания» (2001). Как выросли Прародители, вкусив Познания! Но они тщетно стараются удержать съёжившиеся шарики плодов — те неудержимо рушатся в бездну времени…

Духовную харизму живописец осознаёт в динамике. Доказательством может служить его трактовка Пятидесятницы: собрание Апостолов показано тут с непривычного ракурса; их взгляды устремлены к разным точкам чего-то вынесенного за край холста («Языки как бы огненные», 1998). Устойчивость поз Апостолов говорит о том, что движение затронуло пока верхние половины их тел. И лишь самый молодой среди них, Иоанн Богослов, не спуская очей с горнего ориентира, торжественно движентся к белизне свободного пространства. Лицо превращается в лик, не ущемляя выразительных средств масляной живописи. Это прослеживается по эсхатологическому «Невидимое вечно» (1998). Седой Богослов по-прежнему развёрнут к надземному плану бытия, обычно спрятанному от наблюдателя. Чистота позволяет Тайнозрителю вместить неведомое: багряные прочерки, оттеняющие путь белого ветра, ещё менее определённый и разграниченный мир Будущего, предощущением которого наполнен Апокалипсис. Теперь, наконец, видно к Кому обращены вспоенным небом глаза Св. Иоанн…

Кисти, писавшие христологический триптих «Я с вами все дни до скончания века…» (1993) «различают в движеньи постоянство», пользуясь строкой Сергея Калугина. Святая Кровь Искупителя, окутавшая радужным облаком Его терновый венец, осмыслена как субстанция, продолжающая творение вселенной здесь и теперь.

Если подобием Божиим считать проявление Образа (онтологического духовного дара), представляя его как процесс, то экспрессионистическая пластика В. Харитонова абсолютно оправдана с точки зрения богословия. Широко применяя эффект «отслаивания» контура, доведённый им до совершенства, художник показывает динамику и многосложность уподобления Божьему лику одной, нескольких, а иногда целого роя человеческих личностей…<…>

Лица на картинах Харитонова возникают (перефразируя Флоренского) не в силу внешних мотивов, а «сообразно глубочайшим заданиям собственного существа». Благоговение перед Горним миром выражено в страхе расплескать хотя бы каплю сверкающего водопада миров, несущегося сквозь панораму духовного зрения.

Излюбленный композиционный ход, — пара рук, разведённых в разные концы холста («Путь», 1999)… <…>

Иконографически харитоновские руки соответствуют символу Десницы с теснящимися в ней праведниками. Так или иначе, живописец везде стремится опредметить неуловимое созидание Тела Христова.

Роман Багдасаров
Полный текст статьи Р.В.Багдасарова см. в сборнике «За порогом» М., ЮС-Б, 2003